Почему у Кремля и правительства нет антикризисной программы

Константин Гаазе, журналист

Forbes

В 2015 году страну ждут перемены, которые практически не оставят места рыночной экономике

Если я скажу вам, что о возможной девальвации рубля в 2014 году власти знали пять лет назад, вы, наверное, мне не поверите. Но это действительно так. В октябре 2009 года замминистра экономического развития Андрей Клепач (сейчас он работает в ВЭБе) написал премьеру Владимиру Путину большую бумагу, посвященную стратегии выхода страны из предыдущего экономического кризиса. Клепач построил простую модель: вот разные сценарии роста цен на нефть, а вот результаты, которые государство получит, используя те или иные инструменты экономической политики.

Получилось, грубо говоря, следующее. Если при выходе из кризиса ставить во главу угла инфляцию, постоянно стерилизуя денежную массу, откачивая деньги из экономики, — можно задушить ее. Она будет вести себя вяло, перестанет отзываться на стимулы, откажется от кредитов и постепенно заглохнет. Если дать экономике деньги, отказавшись от жесткой антиинфляционной политики, то курс рубля сначала резко укрепится, способствуя снижению ставок по кредитам, росту импорта и загниванию российского реального сектора, а потом, когда сальдо платежного баланса страны станет отрицательным, резко ослабнет.

Власти тогда поставили на второй вариант, согласившись на сохранение умеренного стимулирования экономики и разумное, как тогда казалось, расширение денежной массы. Проблему девальвации рубля решили проблемой не считать: граждане доверяют государству и привыкнут к скачкам курса. Когда рубль начнет падать из-за того, что Россия покупает больше, чем продает, паники не будет.

В итоге, пять лет спустя страна получила обе проблемы в одном флаконе: и затухание роста, и обвал национальной валюты, причем обе проблемы оказались гораздо серьезнее, чем можно было тогда представить.

А эта самая развилка 2009 года — или стимулировать, или не стимулировать – была последней собственно экономической развилкой в новейшей истории России. Главная проблема с нынешним кризисом заключается в том, что экономических лекарств от него не существует. Больше нет никаких развилок «стимулировать – не стимулировать». Есть тупик, из которого невозможно выйти с помощью традиционных или даже нетрадиционных антикризисных мер.

В Кремле и правительстве никто сегодня не говорит о полноценной антикризисной программе для российской экономики: диагноз, цели, средства их достижения. Чиновники бубнят о «мерах», о «поддержке», но избегают разговоров о чем-то большем — о непротиворечивом сценарии выхода из сложившейся ситуации, о стратегии возобновления экономического роста в стране. На вопрос об антикризисном плане они пожимают плечами: а какой план вам вообще нужен?

Если собрать все, что власти предложили стране с сентября, то получится, грубо говоря, три столбика с набором произвольных пунктов. Вот недавно появившийся столбик с пунктами для поддержки банковской системы: валютные кредиты ЦБ банкам под залог валютных кредитов компаний, рефинансирование, график продажи валютной выручки, ручное управление. Вот столбик собственно антикризисный: сдержанные, скромные по масштабу меры бюджетного стимулирования аграриев, секторов, занятых в ожидаемом импортозамещении, немножко нефтянке, кое-что промышленности и снова ручное управление.

Вот третий столбик, самый короткий: либерализация, свободы вместо денег. Амнистия капитала, про которую известно только то, что про нее пока ничего не известно, странный квазимораторий на проверки бизнеса налоговиками и милицией, который вообще по сути своей находится вне закона и, по словам нескольких собеседников из правительства, не может быть закреплен в нормативном акте, законе или каком-то другом документе: проверяющих надо или лишить права проверять, или вся либерализация снова сведется к ручному управлению. Столбик на этом заканчивается – никакой либерализации, о которой так много и бурно говорили осенью, просто нет, это не либерализация, а психотерапия для российского бизнеса.

Есть несколько фантазий на тему того, как могут выглядеть другие столбики: поддержка отечественных производителей госзакупками, кредитование импортозаместителей, пополнение бюджета, как бы пострадавшего от падения цен на нефть. Кто-то в правительстве полушепотом говорит об обложении добытчиков сырья для металлургии налогом на добычу полезных ископаемых. Кто-то – о налоговой амнистии на два или три года для всех аграриев. Но и тут снова речь идет о столбиках, а не о системе: речь не об ускорении роста, а о решении конкретных текущих проблем. Рост как бы должен ускориться в результате реализации всех этих «мер», но когда и как именно – никто не берется судить.

Чтобы идти дальше, говорить о чем-то большем, нужно поставить пикирующей российской экономике диагноз. Но поставить его изнутри власти, поставить его, сидя в правительстве или Кремле, сегодня уже невозможно. Пространство для того, что чиновники называют обтекаемым словом «дискуссии» — то есть пространство для постановки экономических проблем и обсуждения способов их решение — после Крыма сжалось: шаг вправо, шаг влево – мыслепреступление, покушение на суверенитет страны.

Все понимают и согласны, что этот новый кризис не подкрался к России из-за угла и не нанес ей предательский удар в спину.

И с санкциями и холодной войной, и без них мы вползали в рецессию с конца 2013 года. Санкции и война ускорили этот процесс, но не были его источником. С этим согласен даже президент Путин: на санкции он списывает 30% трудностей, с которыми столкнулась Россия, остальные 70%, вероятно, имеют какие-то другие причины.

О них можно долго спорить, но, кажется, точнее всех их сформулировал Сергей Смирнов в последнем в этом году выпуске «Комментариев о государстве и бизнесе» Центра развития ВШЭ: «угасание предпринимательского духа». О закате рыночной экономики как таковой написали и Алексей Кудрин и Евсей Гурвич в статье «Новая модель роста для российской экономики», опубликованной в «Вопросах экономики».

Такой диагноз — в стране кончились не деньги, не нефть, а капитализм, — нельзя поставить, сидя в Кремле или Доме правительства. Он не может быть поставлен изнутри системы, поэтому и на адекватное лечение рассчитывать не стоит. Деньги можно занять, падение цен на нефть смягчить вливаниями из резервов, а где взять капитализм? Как его вернуть в Россию? Это тупик, говорят сегодня либеральные экономисты: коридор возможностей для медленного (два года? четыре года?) восстановления есть, но нет перспективы, нет горизонта, нет ощущения будущего.

Вопрос «как вернуть в Россию капитализм» не стоит на повестке власти – это понятно и по посланию президента Путина парламенту, и по его пресс-конференции, и по последним заявлениям высокопоставленных чиновников. А это, вероятно, значит, что страну в 2015 году ждет новая, более глубокая антирыночная перезагрузка. Крым должен был вывести страну и ее лидера из тупика, в котором он оказался в начале своего третьего срока. Вместо этого он спровоцировал обвал неустойчивой, шаткой госкапиталистической модели развития страны. Теперь, чтобы идти дальше, Путину нужно от Крыма отстроить новую Россию, в которой просто не будет места для изжитого еще до Крыма капитализма и свободного рынка.