Империя оффшоров: глобальный бизнес по понятиям

Налоговые отношения с...

Автор:
Источник: Журнал “CEO” №3 - 2011
Опубликовано: 17 Марта 2011

Одно из важнейший проявлений глобализации – возникновение и рост сети оффшорных компаний. Эта бизнес-империя, фактически выведенная за рамки обычной юрисдикции, управляется по особым понятиям и держится исключительно на доверии участников мирового бизнес-сообщества.

Под крышей

Общее количество международных бизнес-компаний (IBC) (так обычно называют фирмы, зарегистрированные в оффшорных зонах) превышает два миллиона. Больше всего таких компаний на Британских Виргинских островах (BVI) – 800 тыс, в Гонконге – 500 тыс, в Панаме – 370 тыс, на Багамах – 115 тыс (данные 2007 года). Цифры колоссальные, однако, как подчеркивается в недавнем исследовании «Tax Havens. How Globalization Really Works», относиться к ним надо с осторожностью. Далеко не все зарегистрированные компании реально функционируют. Так, на Багамских островах из 115 тысяч действуют лишь 42 тысячи. Но количество оффшорных фирм стабильно увеличивается на 10-15% в год.

Именно по оффшорным островам проходит сегодня передовая линия финансового фронта. Именно здесь формируется фундамент современной финансовой архитектуры. К примеру, более половины всех хедж-фондов (по данным на 2006 год) было зарегистрировано на четырех карибских территориях – Кайманах, Британских Виргинских островах, Бермудах и Багамах. Фактически это означает, что судьба мирового фондового рынка решается в юрисдикциях этих островов и напрямую зависит от их стабильности (в том числе и политической).

И все же подлинный центр «оффшорной империи» – Лондон, получивший эту роль в наследство от другой империи, самой настоящей – Британской. Ведь современная мировая рыночная система основана на институтах, созданных именно в этой империи. После того как Британская империя прекратила свое военно-политическое существование, в разных частях земного шара от нее остались своеобразные юридические осколки. Вот они превратилась в площадки, торгующие доставшейся им в наследство юридической «крышей».

Оффшорная сеть состоит из трех основных частей. Первые две образуют так называемый внутренний пояс – территории непосредственно подконтрольные британской короне (Джерси, Гернси и остров Мэн) и заморские территории Британии (Каймановы острова). Внешний пояс – это территории, формально не подчиняющиеся Британии, но имеющий с ней очень тесные связи (прежде всего это относится к Гонконгу).

«Определение «оффшорный финансовый центр» применимо к любой территории, на которой доля сектора финансовых услуг в расчете на количество населения превышает «норму», – говорит глава МВФ Доминик Стросс-Канна. – Поэтому даже сама Британия является классическим оффшорным центром. В какой-то степени это относится и к США, но в данном случае величина финансового рычага в какой-то степени компенсируется масштабностью экономики страны». Но факт остается фактом: политическая и юридическая «крыши» на островах предоставляет современному бизнесу реальные конкурентные преимущества.

На честном слове

Основное конкурентное достоинство оффшоров – широкие возможности по оптимизации налогов. По некоторым оценкам с помощью оффшоров наиболее обеспеченные «граждане мира» сохраняют для себя свыше $300 млрд в год. О том, сколько экономят крупные мировые корпорации, не знает никто. Дело в том, что оффшоры часто используются для проведения транзакций между подразделениями одной фирмы. Объем подобных транзакций достигает 60% мирового товарооборота. При этом цены на товары, поставляемые в рамках такого обмена, могут быть весьма условными (их принято называть трансфертными). Реальными они становятся лишь тогда, когда компании нужно зафиксировать прибыль. Понятно, что компании предпочитают делать это именно в оффшорных юрисдикциях. По данным специальных исследований около 80% американских корпораций используют такую схему. Причем по сравнению с 2000-м годом этот показатель увеличился вдвое.

Другое важное преимущество оффшорных юрисдикций – возможность «переупаковки» денежных поступлений и активов. Главный инструмент «анонимизации» собственности – это такое чудесное порождение англо-саксонского права как траст. Возникновение трастов связывают с эпохой крестовых походов. Отправлявшиеся в Святую Землю английские рыцари поручали управление своим имуществом доверенным лицам. По «понятиям» феодальных времен, земля не могла быть объектом простого рыночного оборота. Землю нельзя было продать, не лишившись при этом дворянского титула. Но управлять сложными земельными отношениями, не обладая формальными правами на распоряжение имуществом, тоже было невозможно. Поэтому составлялся договор доверительного управления. Согласно трастовым нормам личность или организация не только получает юридическое право на определенную собственность, но также берет на себя обязательство использовать это право во благо оговоренных лиц – бенефициаров.

Цель создания траста – воздвигнуть барьер между «законным» собственником актива и его бенефициаром. Трасты, как правило, не требуют никакой регистрации и, соответственно, их существование не находит никакого отражения в публичной документации. Как это парадоксально ни звучит, договор траста может быть заключен даже в устной форме. С 1920-х годов трасты начали активно использоваться в оффшорных юрисдикциях островов Пролива и Швейцарии. Последнее весьма удивительно, поскольку Швейцария, как известно, страна кодексного гражданского права, в котором не признается само понятие траста. А с 1960-х годов трасты применяются в оффшорах повсеместно. Если следовать строгим нормам права, то создатель траста не может пользоваться доходами от него. Но на практике это требование повсеместно обходится методом использования «номинальных» трастодержателей – резидентов оффшорных зон. «После того, как активы оказались в оффшоре, проследить связь с их реальным владельцем становится крайне сложным, – говорит глава инвестиционной компании Blackstone Питер Питерсон. – Даже если договор на доверительное управление существует в письменном виде, имя создателя траста в нем может не упоминаться вовсе или его заменяет имя «номинала», которое закрывает и без того неочевидную связь между активами и их реальными владельцами. Управляющий трастом также не обязан докладывать налоговым властям, кому он выплачивает доходы при условии, что бенефициары не являются резидентами этих территорий (что вполне отражает положение дел)». Деньги просто выплачиваются на оффшорные счета бенефициаров без лишних формальностей.

Неформальные отношения в мире трастов порой ведут к курьезам вроде того. Так, в 2008 году немецкая общественность узнала, что помимо 1400 их соотечественников в качестве учредителей нескольких анонимных трастов выступил… пес Гюнтер. Это была вовсе не шутка. Собачьими владениями управлял лихтеншейнский банк LGT. Таким образом, затейливая конструкция по сохранению фамильного капитала сейчас превратилась в инструмент скрытого владения и управления собственностью.

Трест, который не лопнул

Российских бизнесменов поначалу в оффшорах как раз привлекала анонимизация собственности. Но с некоторых пор на первый план выходит предоставляемая оффшорами возможность контролировать бизнесы в обход монопольного законодательства. В советских учебниках политэкономии именно эта особенность доверительной системы права указывалась в качестве основной характеристики «высшей стадии капитализма». Самым известным трастом всех времен и народов был Standard Oil Trust, созданный в 1863 году Джоном Рокфеллером. Реальным трастом эта организация стала лишь в 1882 году, когда по секретному соглашению 37 акционеров нефтяных компаний передали свои акции в единый траст, которым управляли девять человек. На практике это означало монополизацию нефтяной индустрии США. Формально все входившие в траст организации сохраняли свою независимость и даже «конкурировали» между собой. В реальности все они управлялись из одного офиса на Манхэттене.

Вслед за Рокфеллером подобные трасты начали создавать (и довольно успешно) все прочие американские олигархи той поры. Власти страны сильно перепугались, спешно приняли специальное антимонопольное законодательство, и трест Рокфеллера в 1911 году был уничтожен.

Сегодня же благодаря использованию оффшорных юрисдикций вряд ли бы удалось разоблачить подобный «нефтяной траст». Все масштабные слияния и поглощения в стратегических отраслях экономики – энергетике и металлургии, равно как продажи и покупки лицевых бизнесов могут сопровождаться менее заметными, но зато куда более важными процессами в сферах, где все регулируется устными договоренностями, а не публичными документами и подписями под ними. Как правило, срок действия трастов – двадцать лет. Значит, сейчас пересматриваться доверительные соглашения, заключенные в начале 1990-х годов. О том, каковы масштабы операций у современных трестов, говорят авторы книги «Tax Havens. How Globalization Really Works»: «Согласно обнаруженным нами данным, в 2004 году в мире действовало не менее тысячи оффшорных трастов, которые управляли 350 тысячами счетов с активами на общую сумму от $3-х до 8 трлн. долларов США».

Где деньги, Зин?

Правительства не могут смотреть спокойно на то, как деньги их граждан уходят в оффшоры, минуя казну. Прилагается масса усилий для того, чтобы добиться раскрытия информации о бенефициариях и финансовой деятельности компаний в оффшорных юрисдикциях. Многолетний прессинг приводит к тому, что оффшорные страны подписывают межправительственные соглашения о раскрытии информации. Например, Британские Виргинские острова подписали соглашение с Германией, Гонконг – со Швейцарией и США, обсуждается соглашение с Францией, Китай – с Джерси. Панама в прошлом году подписала 9 соглашений, в том числе с Люксембургом, Португалией, Барбадосом и ведет переговоры с Бельгией и Францией.

Россия не могла остаться в стороне от общемировых процессов и тоже заключила ряд межправительственных соглашений с оффшорными юрисдикциями. «Ведется активная работа в этом направлении, – рассказывает СЕО управляющей компании «Ключевые технологии» Надежда Кудряшова. – Как известно, наша страна несколько лет назад была вынуждена внести Кипр (горячо любимый отечественными инвесторами) в черный список стран-оффшоров, что, разумеется, негативно отразилось на деловой активности. Однако ситуация изменилась. В ноябре прошлого года на Кипре президент Дмитрий Медведев подписал важные документы. В частности, был подписан документ, по которому банки должны открывать всю информацию о происхождении инвестированного капитала. Но, самое важное, был подписан Протокол о внесении изменений в Соглашение между правительством республики Кипр и правительством Российской федерации об избежании двойного налогообложении в отношении налогов на доходы и капитал от 5 декабря 1998 года». Этим протоколом в соглашение вносится статья 26 «Об обмене информацией» в новой редакции. Соглашение предусматривает, что информация может быть раскрыта не только по запросу правоохранительных органов России, но и по запросу налоговой инспекции России. В настоящее же время раскрытие информации на Кипре возможно исключительно по решению генерального прокурора Кипра.

«Соглашение вступит в силу после ратификации его Государственной думой, – продолжает Надежда Кудряшова. – Казалось бы, катастрофа для инвесторов и поклонников «кипрской схемы». Однако изучим документ повнимательнее. Во-первых, информация будет раскрываться только по тяжким преступлениям в рамках уголовных дел (!) при условии доказанной вины. Во-вторых, сама процедура получения информации крайне долгая и сложная». Так что, подавляющее большинство владельцев оффшорных бизнесов, как люди порядочные и законопослушные, могут спать спокойно. Об их реальных доходах и активах налоговая инспекция так никогда и не узнает.

Незашоренный взгляд

Принято считать, что в мире существуют фактически две модели оффшорного бизнеса. Первая – это ведение дел в солидной европейской юрисдикции, вроде Швейцарии, Люксембурга, Лихтеншейна, идеальный вариант для анонимного сохранения уже заработанных денег. Вторая предполагает использование куда более экзотических территорий – менее безопасных, но лучше подходящих для консолидации фондов на имена номинальных держателей и проведения рискованных сделок. Между этим двумя моделями нет четкой границы. К примеру, некогда вполне «радикальный» Кипр сегодня активно интегрируется в европейское сообщество. А карибские оффшорные юрисдикции превратились в полигон для испытания современных финансовых технологий. Хорошо известно, что Бермудский оффшорный центр перестрахования стал серьезным конкурентом лондонского после того, как в 1992 году ураган Эндрю обрушился на Флориду, и американское страховое сообщество оказалось на грани финансовой катастрофы. Создание центра кэптивного страхования на Бермудах и было ответом на этот вызов.

«Большинство «островных трастов» обслуживается все теми же банками из Старого света с печатью многолетнего доверия вкладчиков на дверях своих офисов, – рассуждает обозреватель Bloomberg Мэтью Линн. – Но в настоящее время главным риском для клиентов оффшоров является не качество обслуживания и удобство расположения самой юрисдикции, а наличие «регулятивных рисков» – агрессии со стороны недовольных властей «оншоров».

О том, что это давление не только нарастает, но и принимает новые формы говорят последние инциденты. Спецслужбы Германии покупают украденные базы данных о счетах клиентов лихтенштейнского банка LGT (The Liechtenstein Global Trust), а бывший сотрудник всемирно известного финансового бутика для богатых (швейцарского банка Julius Bayer) намерен предать гласности списки клиентов этого банка. Независимо от мотивов инициаторов этих скандалов и исхода дела, сегодня можно поставить крест на гарантиях конфиденциальности, которыми раньше так гордились банкиры Швейцарии и прочих «солидных» юрисдикций. И это обрушивает их главное конкурентное преимущество.

«Современные финансовые центры должны привлекать клиентов не столько конфиденциальностью, сколько низкими налогами», – подытоживает Линн. Ну а честному человеку скрывать нечего, не так ли?

Автор:

Теги: Оффшоры  оффшорные компании  оффшорные зоны  оффшорный центр  финансовый центр  МВФ  антимонопольное законодательство  оффшорная юрисдикция