Картина художника Владимира Маковского «Крах банка» была написана в 80-х годах XIX века. Надо заметить, что это едва ли не единственное в мире художественное полотно, отметившее тему финансовых крахов, банкротств и злоупотреблений на ниве коммерции. Поводом для написания этого известного полотна стали реальные события, связанные с банкротством Скопинского банка.
В середине позапрошлого века жил в Скопине некто Иван Гаврилович Рыков, управляющий местным банком. Девятнадцать лет он держал скопинцев в полном своем подчинении. Схема обогащения, придуманная Рыковым еще в далеком 1863 году, отвечала классическим признакам денежной пирамиды.
Недалеко от Скопина находились Чулковские угольные копи. И Иван Гаврилович решил проверить, нет ли и в его родном уезде «черного золота». Провел изыскательские работы и – действительно обнаружил уголь. Правда, в очень малых количествах. Но Рыкова это ничуть не смутило. По губернии пополз умело пущенный слух о новом, громаднейшем месторождении угля. Иван Гаврилович немедленно учредил «Акционерное общество Скопинских угольных копей Московского бассейна». Директором угольной компании стал, конечно, он сам, а акционерами – помещики, купцы и мещане, которые заложили свои имения и дома в городском банке, чтобы приобрести акции «Общества». В документах «Общества» фигурировал фиктивный складочный капитал в два миллиона рублей, и на эту сумму были выпущены акции, цена которых равнялась – как это выяснилось после краха – стоимости бумаги, на которой они были напечатаны.
Иван Гаврилович развернул бурную деятельность по «раскрутке» своего проекта. На Московскую и Петербургскую товарно-сырьевые биржи были отправлены его агенты, которые покупали друг у друга бумаги скопинского угольного «Общества». В газетах появились котировки акций.
Убедив общественность в доходности скопинского «угольного бассейна», Рыков добился приема у министра финансов Рейтерна и получил разрешение расплачиваться угольными акциями за акцизные марки на алкоголь по курсу 75 к 100. То есть – он получал 75 реальных рублей за 100 мифических. Часть акций Рыков успел реализовать по задуманному плану.
Блестящая афера не увенчалась успехом. Обман был раскрыт. Назревал скандал. Но Рыкову удалось замять дело, и к ответственности в тот раз он привлечен не был. Связи великого махинатора сыграли свою роль. Однако скопинский махинатор закончил весьма плачевно. К началу 1880-х годов о банке поползли нехорошие слухи, вкладчики начали требовать деньги обратно. В 1882 году Скопинский банк объявили несостоятельным. Рыкова взяли под стражу. А затем был путь на каторгу.
Мы привели пример со «скопинской пирамидой», чтобы показать, насколько стар и избит этот способ мошенничества с ценными бумагами. В период становления, то есть, на протяжении второй половины XIX и начала XX столетия – фондовое дело, работа с ценными бумагами были сопряжены с разного рода рисками, опасностями быть втянутым в сомнительные операции. Полтора века назад считалось, что «фондовый рынок представляет восприимчивую почву для многих явлений отрицательного свойства». Про фондовиков говорили, что «их сделки, незначительные по сумме в отдельности, но многочисленные по количеству, составляют тот материал для замечательных прыжков, которыми так изобилуют прейскуранты фондового рынка». Или: «Эти деятели оказываются положительно не желаемыми в серьезные периоды, они представляют собою опасную обузу для рынка и уподобляются худо размещенному и худо прикрепленному грузу корабля, который в бурю своим беспорядочным и стремительным движением, в ту или другую сторону, может причинить кораблю гибель»1. Первый биржевой кризис, к слову сказать, случился в 1869 году из-за слишком рискованной игры билетами и акциями Рыбинской железной дороги.
Главным местом таких рискованных игр были «теневые биржи». «Образовалась у нас в Петербурге негласная биржа, известная под именем «Демутовской биржи» и приобретшая весьма плачевную известность. Эта биржа в самом своем начале уже была основана на отчаянной спекуляции, – рассказывали позже купцы, пострадавшие от демутовских игроков. – Некто молодой человек вздумал прослыть русским Джоном Ло2, собрав вокруг себя целую коллекцию героев, избрав местом своих сходок отель «Демут».
Некоторое время «демутовцы» держали в руках не только судьбу частных предприятий, но и участь государственных бумаг. Компания производила по утрам «самую безобразную» игру бумагами и наделала много бед. В особенности они спекулировали лотерейными билетами, цена которых однажды дошла до 185 рублей. Это было перед июльским тиражом, когда демутовцы рассчитывали на повышение, но игра «дала течь» – билеты упали до 150 рублей, из-за чего многие из них понесли крупные убытки. Что, в том числе, и привело к упомянутому биржевому краху3.
Одновременно активизировалась незаконная фондовая торговля и в первопрестольной. Содержатели банкирских домов сходились в Чижовском подворье на Варварке. Эти сходки были прекращены по распоряжению генерал-губернатора, но через несколько месяцев они под названием «утренней фондовой биржи» возобновились в доме грузинской царевны. Правда, позже содержатели банкирских домов все же выразили желание легализировать свои «собрания по фондовым делам».
Провинция не отставала от обеих столиц. Варшавская биржа (или гелда, от немецкого – geld, «деньги») по преимуществу занималась фондами. Торгующим здесь предоставлялись различные льготы: в их распоряжении имелось три телефона, за вход (особенно на мучную биржу4) взималась минимальная плата. Посещалась биржа хорошо, в среднем – сотней человек в день.
Но иногда игроки шли в кондитерскую Тура в Краковском предместье или в кондитерскую Люрс, что располагалась в Саксонском саду. Здесь заключались внебиржевые сделки по покупке и продаже процентных бумаг, шла страстная биржевая игра. Очевидцы самой напряженной игры на повышение акций «Лильполь и Рау» говорили, что все произошло буквально в один день: утром на бирже тысячерублевые акции котировались по 1860 рублей, а к часу дня уже по 1930 рублей. Через два часа у Тура они поднялись до 2150 рублей. К семи вечера в Люрсе они достигли 2325, а к восьми там же стоили уже по 2360 рублей!
Основными игроками на бирже были маклеры. Они посредничали, главным образом, при заключении фондовых сделок. Товарные сделки их не особенно прельщали, хотя перед выборами каждый кандидат в маклеры давал обещание заниматься и товарными сделками тоже. Но по избрании новоиспеченный специалист обычно забывал о своем обещании и тут же становился фондовым игроком. Дело в том, что для торговли товарами необходимо было быть хорошим специалистом, чему сразу не научишься. К тому же в товарном деле с биржевыми маклерами успешно конкурировали свободные посредники. Фондовое же дело, считалось тогда, проще и выгоднее. Да и биржа по преимуществу занималась ценными бумагами.
На Киевской бирже маклеры действовали весьма активно. Часть из них – на законных основаниях, а часть, называемая «зайцами», – на свой страх и риск. Сосуществовали они вполне мирно, ежедневно встречаясь в прихожей биржи, где и те и другие находили себе клиентуру, собирали нужные сведения. «Левые» частенько обращались к биржевым за изготовлением маклерской записки. «Законные» имели собственные конторки на нижнем этаже биржевого здания, а некоторые, нечистые на руку, организовывали особые конторы вне биржи. Там они совершали за свой счет сделки по покупке бумаг и фондов. Если на конторе висела вывеска «Биржевой маклер», это означало то место, где маклер совершал свои сделки, которые, вообще-то, должны были проводиться на бирже. Иногда в окнах маклерских контор даже выставлялись продаваемые маклером бумаги. Быть может, этим и было обусловлено малолюдство биржевых собраний. По свидетельству одного из работников биржи, специализация маклеров не получила широкого развития в Киеве: из всех только трое продолжительное время по-настоящему работали на биржу.
В течение XIX века Российская биржа несколько раз испытывала сильные потрясения.
Газета «Новое время» в статье «По поводу биржевой паники» 1870-х годов сообщала:
«Сигналом к всеобщему падению дивидендных бумаг и к биржевой панике послужили заявления некоторых коммерческих банков о предварительных дивидендах. Далеко не все банки выступили с такими заявлениями, из чего, конечно, не без основания делалось заключение, что получение дивидендов по некоторым банковским акциям в нынешнем году сомнительно. Но весьма характерно, что и некоторые банки, заявившие о выдаче предварительного дивиденда, не избегли падения их акций. В этом отношении бывали курьезы в роде следующего, рассказанного на днях в «Биржевых ведомостях»: акции одного из очень крупных здешних банков, заявившего о выдаче предварительного дивиденда, подверглись после того понижению – по какой бы вы думали причине? Потому что сходный по названию заграничный банк потерпел на некоторых операциях большие убытки. Слух об этих убытках, очевидно, был перенесен на здешнюю биржу невнимательными читателями заграничных газет и вызвал серьезное падение акций здешнего банка, ничего общего не имеющего с пострадавшим заграничным, кроме названия. Этот трагикомический случай очень хорошо рисует нынешнее состояние здешней биржи. Достаточно скрипа двери, чтобы наши биржевые дельцы превратились в биржевых… зайцев!»
Мировой кризис 1873 года не особенно отразился на нашей бирже, не оперировавшей с западноевропейскими бумагами. Зато на ней самым плачевным образом отразился крах Московского Ссудного коммерческого банка, вызванный «воздействием тревожного положения некоторых заграничных финансовых рынков», что «грозило отразиться пагубно на состоянии наших кредитных и денежных оборотов». Банк запутался в делах с германским железнодорожным учредителем. Был предоставлен кредит, превысивший собственный капитал банка, под залог акций железных дорог, которые, как позднее выяснилось, даже не были еще построены. Но особенно тяжелое время наступило на фондовой бирже в 1876 году, когда понижение стоимости бумаг дошло до 30%.
Следующий серьезный кризис произошел в 1894-95 годах, его причиной послужила рискованная финансовая политика государства, подхлестнувшая, в свою очередь, спекуляцию на промышленных и железнодорожных бумагах. Они покупались с целью игры, даже без соотношения с доходностью и прочностью предприятий, и при помощи усиленного кредита. По расчетам специалистов, в этот нелегкий период на бирже обращалось бумаг по биржевой расценке на сумму около 1 млрд. 147 млн. рублей и приблизительно треть из них была заложена в банках. Результаты чрезмерного и необоснованного повышения сказались скоро: искусственный спрос прекратился, за ним последовало понижение цен, массовая продажа бумаг, необеспеченных их владельцами, и возник острый биржевой кризис. Вот, например, что происходило с ценами на паи товарищества Нобель: в 1889 году их высшая цена была 5200 рублей, низшая – 4000 рублей. В 1895 году высшая – 13 600 рублей, низшая – 4 800 рублей. Также резко менялись цены и других бумаг. Потери от этого кризиса, по самому скромному подсчету специалистов того времени, определялись в несколько десятков миллионов рублей.
Затем биржевую панику спровоцировал международный конфликт. Вернее, слухи о нем. В январе 1904 года одна из российских экономических газет сообщала: «Воспользовавшись конфликтом между Россией и Японией и разрывом дипломатических отношений, биржевики произвели покушение на обывательский карман… Циркулярная телеграмма министра иностранных дел, извещающая об отозвании российского посланника из Токио, была опубликована в воскресенье, 25-го января, когда все финансовые учреждения закрыты. Cледовательно, впечатление, произведенное ею в финансовом и биржевом мире, осталось в первую минуту неизвестным.
Биржа в воскресенье не собирается. Однако биржевики учли недосуг по-своему. Они успели выработать план действий и приготовиться к генеральному сражению.
Как только вчера, в понедельник, биржа открылась, со всех сторон посыпались акции и другие ценные бумаги. Давно уже биржа не переживала такой тревожной минуты. Из всех банков и контор, словно из гигантских резервуаров, хлынули потоки бумаг, опрокидывая и разрушая все на своем пути. Все, словно по предварительному уговору, бросились продавать бумаги.
Понятно, при таком настроении никто не решался явиться в роли покупателя, и кривая биржевых ценностей делала гигантские, лихорадочные скачки вниз. Доверие к самым солидным бумагам было поколеблено, а для того, чтобы вернее добиться цели, «понижатели» заодно распускали самые чудовищные слухи. Особенно неистовствовали некоторые господа, стоящие во главе крупнейших банков.
Так, директор одного большого банка выбросил на биржу громадную партию «нефтяных», предлагая их значительно дешевле против курса, который держался в Берлине. Директор другого крупного банка валил бумаги как non valeur, словно они не имели никакой цены.
Свидетельство другой газеты того времени содержит упрек в адрес Госбанка:
«Политические осложнения на Дальнем Востоке вызвали за последнее время значительное понижение курса ценных бумаг, как государственных, так и частных. Государственный банк, покупавший до начала сего года государственную 4% ренту по цене 99 1/2%, вынужден был в виду усилившегося предложения ренты продолжать покупки ее по низшим курсам, которые постепенно упали до 93%. Одновременно понизились другие фонды, а также выигрышные займы, ипотечные бумаги и акции банков и торгово-промышленных предприятий.
При таком положении дела с разных сторон слышатся упреки по адресу государственного банка за неоказание поддержки биржевым ценностям и допущение столь сильного понижения курсов.
Между тем понижение курсов есть явление обычное во всех странах при наступлении серьезных политических осложнений, что не трудно проследить по биржевым бюллетеням за соответственные периоды. Ни один эмиссионный банк не мог воспрепятствовать такому понижению, так как для этого необходима затрата огромных средств, которыми не располагают самые крупные кредитные учреждения. При том эти учреждения обязаны преследовать другие цели, составляющие их главную задачу – облегчение торгово-промышленных оборотов и регулирование денежного обращения для ограждения металлических запасов страны. Значительный выпуск денег на покупки понижающихся ценных бумаг находится в непримиримом противоречии с этими основными целями, а потому иммобилизация средств эмиссионного банка в эти ценности, в размерах сколько-нибудь значительных, должна быть признана положительно вредной и недопустимой…»
Распространение фондовых сделок и большое значение биржи как места обращения государственных бумаг в 90-х годах XIX века побудили министра финансов вмешаться в деятельность биржи по сделкам с государственными фондами. Прежде всего, Министерство финансов направило усилия на прекращение спекуляции с кредитными рублями. Для этого в 1893 году была установлена пошлина на вывозимые сверх установленной нормы кредитные билеты уезжающими за границу. Пошлина эта должна была доставить Минфину сведения о вывозимых рублях, а финансового значения она не имела. В этом же году были запрещены сделки «по покупке и продаже на срок золотой валюты, тратт и тому подобных ценностей, писанных на золотую валюту, совершаемые исключительно с целью получения разницы между курсом валюты, условленным сторонами и действительным на какой-то срок». В этом же объеме воспрещались сделки с премиями, кратные, а также стеллаж.
Осуществление приведенного закона предполагало возможность проверки операций кредитных учреждений, и она была установлена. Министр финансов получил право, усмотрев сомнительные операции кредитных учреждений, требовать сведений и объяснений и проверять их торговые книги. Одновременно, в связи с запрещением сделок с валютой, маклерам было оставлено право совершать биржевые сделки лишь за владельцами или представителями действующих в России торговых, промышленных или банкирских предприятий, а приказчики и конторщики могли участвовать в биржевых операциях за счет хозяев и по их уполномочию.
В 1900 году издается закон, по которому при петербургской бирже создается особый фондовый отдел для торговли ценными бумагами и валютой, а годом позже утверждаются Правила для фондового отдела, призванные упорядочить состав участников биржевого торга, сформировать на бирже сильную единую власть, избираемую из среды самого биржевого общества, а также упорядочить институт посредников.
Эти меры позволяли правительству осуществлять более тщательный контроль за биржевым обществом, а главное – за биржевым рынком, то есть – за допущенными к биржевому обороту ценными бумагами.